Александр Денисенко

Заплакал колокол села в котором вы не дышите Я спать не сплю дела мои плохи Колокола заплакавшие вышибли Из памяти маковские стихи

Больной старик приходит. Пьет поллитры Котята спят комками на полу Они как перепутанные титры К бегущему по берегу селу

Ну где же ты теперь моя отрада Ну где же ты остуда и охлада Да вот гоню я к речке яблонь стадо Губернского задумчивого сада

Как пыльный столб за ними я поплыл Смеша детей и стариков заречных Но в колокол ударили попы Качнув цветы на платье подвенечном

Не наша свадьба — ты сказала мне И колокол обильный ты не слушай Не наша свадьба — я сказал тебе Возьми цветы, они твои. Покушай.

Неутомимо нажимая воздух Нас обогнал бутылочный старик И с легким стоном опустился в воду И с легкой астмой буль буль буль буль бик

Сад герцена — кричал он с середины Иди ко мне в прохладные глубины Зачем зачем уходишь ты в снегу К бегущему по берегу селу

Опять весна. Опять смеется луг Вот так вот друг. Зачем ты в дом актера Приходишь со стихами без мотора И ловишь ртом повисший в зале звук

Стихи мои — товарищам помин И иней хлад и снег печален быти Очей зеницы влагою сокрыты И снова увлажняются по ним

Как будто наша общая душа Уже дошла до горького предела Но к тем кто ей бессмертье обещал Она уже безмерно охладела

Там впереди зеро, дружок, зеро А здесь у нас последняя опора Вся состоит из дружеского взора В котором остывает серебро

Не уповай на детскую броню Когда заполнен летоуказатель Аз верую и бережно храню Средь всех очей лишь эту пару пятен

Как топовой огонь на корабле Горит кому-то ясно и сладимо Так и душа прекрасна и людима Пока сама не помнит о себе

Еще не померкли цветы луговые А тополь с женою обнявшись идут И лошади бродят вокруг легковые Цветы непомеркшие лижут и гнут

Учитель с учителкой едут в тумане (Крючков-Бархударов да Бойль-Мариотт) Крючков-Бархударов смеется на раме И крутит педали месье Мариотт

А вот показалась большая большая Корова корова звезда между рог Она наклонилась теленку читая Зеленую книгу. Зеленый лужок.

О чем ты так горько задумалось, лето? Забыло на резкость поставить узор... Стоит восклицательный флаг сельсовета Да школы неполной пронзительный взор

Напомнит, что в этом березовом корпусе Есть время и место, и род, и падеж... Где милая мама, как в детстве, не в фокусе Даст хлеба два томика — с Пушкиным съешь.

Нам этот стыд запишут в минуса Туши огонь пусть тело телу служит Пусть наша дружба горечь обнаружит Пусть наша дружба горечь обнаружит

Я просто говорю что сердцу стало больно Вот развязался узел твоих любимых рук В саду вишневом спит пустая колокольня Когда умру — товарищи засунут под траву

Мы не поэт. Дверь скрипнет. Ветер двигнет. Рука вино в стаканы выгнет

Грустит собака. Грустные глаза. Зеленые глаза. Над огородами Подсолнухи потухшие. Роса. Картошку уже выкопали. Продали.

Подруги за плетнями у да у Я тоже у. Я плачу, перевозчик. Пришла пора. Раскрылся мой источник И плачет грудь на быстром берегу.

Грустит собака. Оные глаза Набухли. Растопырились. Рехнулись. Когда с войны вернулся я назад собаки меж собой переглянулись.

Батюшки-светы, сватья Ермиловна, Осень кидается в речку Сартык. Кони колхозные имени Кирова Стиснули конские рты.

Что рассказать? Возле почты - лыва, В лыве корабль да пух петуха. Жизнь поутихла, лицо уронила В согнутый локоть стиха.

Наш председатель с лицом одиноким Каждый день щупает рожь На потолке деревенском высоком Бережно выступил дождь

Там собирается в воздухе чистом Рота родных журавлей Кончились летние русские числа Ладно, вожак, не жалей.

Вот зарыдали они, зарыдали Вот позабыли меня Я догоню. Мне сегодня не дали Заняты оба крыла

Завтра десятое августа. Осень. Осень? Да нет же. Да осень же. Да. Или почудилось вслед . . . . . . . . . . . и понеже . . . . . . . . . . . сильно-пресильно . . . . . . . . . . . всегда.

Ну что ты, товарищ, ну спи на плече, Где волос, не собранный в узел, Чернее вот этих чудесных очей, Живущих в Советском Союзе.

Ну что ты, товарищ, тоска не пройдет. Не вешнее лето. Простое. Вот дождь. Этот дождь постоит и уйдет За ваше село золотое.

Ну, что ты, товарищ, тоска не пройдет, И также, как в прежние лета, Зима нападет и снег упадет У серых ворот сельсовета.

Полусвет полутень на лице и вообще Ни горда ни лукава не плачется В парке снег до колен ну и пусть до колен И по снегу старик чей-то катится

Самый дальний и тот занесен и болит Или как там у нас еще кличется? И кронштадская женщина проговорит: Погибаете, ваше величество...

Повторяю, что в парке, озябшем до пят Отцветает снегирь, обрывается. Говорят, что какой-то нездешний солдат Гладит ели и в ноги им валится.

Выхожу и люблю эту синь-высоту И вечернюю родину дымную Наклоняюсь к солдату и говорю: Ну, пойдем, я лицо тебе вымою.

Ну, падай, снег. Твоя монарша власть Напоминать, Что есть на белом свете Зима, в которой мама родилась И стала жить В моем автопортрете.

Ох как лицо у тополя горит. Вот женщины пришли. Легли в акации. Одна из них о счастье говорит Под музыку Российской Федерации.

это кажется метель пурга все уляжется уйдет в снега мерзлый тополь отойдет ко сну в бесконечную свою страну

ешь откусывай хрусти вино пока вьюги на Москве гостят это мертвые давным-давно с неба девушки летят летят

Старый воин Николай Из страны Дайяси На хорошеньком коне Ехал восвояси.

Сильный ветер бил в лицо. Развевалась бурка А к седлу привязан был Тонкогубый турка.

Спать ложились, а коня В степь большую, голую... Уходил он наклоня Золотую голову.